Дъна Донник = «истера»
Змеевидная композиция сопровождается надписью, содержащей греческую заклинательную формулу (заговор). Этот заговор включает и название демона – «истера». Точный перевод этого греческого слова – «матка». Существуют амулеты, на которых изображение сопровождается древнерусской надписью «Дъна». Слово это в старинных учебниках также обозначало матку [Там же].
Еще Г. Н. Потанин связал Дъну с донной болезнью – болезнью женского чрева и с травой «донник», исцеляющей детский родимчик, а также с донником, золотым донником, золотником заговоров [Потанин СК]. Ясно, что это явления одного порядка. Золотой донник, золотник – мужская ипостась, видимо, эволюционно поздняя модификация донной болезни Дъны: Дъна > исцеляется травой желтым донником > желтый донник = золотой донник > болезнь «золотой донник» > золотник.
Таким образом, Дъна амулетов-змеевиков могла восприниматься как злокозненный демон, вызывающий болезнь женской утробы. Но «дъна» = «истера», а «истера» переводится (см. выше) как «матка», т. е. это обозначение и самой женской утробы.
В монгольском языке «утроба» обозначается термином «Умай» [Дыренкова. С. 135].
Так же обозначается матка в бурятском языке.
У бурят «умай» – материнское чрево – является подателем жизненной силы (души) будущего ребенка [Скрынникова. С. 36]. У тюрков к этому добавляется и значение «умай» как самой этой жизненной силы, души [Потапов. С. 271].
Но самое главное добавление, которое мы получаем из тюркской традиции, – это мифологический образ богини Умай – светлой, небесной богини-покровительницы [Дыренкова; Потапов] [см «Введение» и раздел 2.1 этой главы].
Утверждать, что злокозненная древнерусская Дъна восходит к образу богини-покровительницы только на том основании, что «дъна», как и «умай», обозначает матку, мы, конечно, не можем. Но есть и другие на то основания.
Умай – покровительница новорожденных, помощница при родах. К ней обращаются при трудных родах: по представлениям кумандийцев, Умай появляется вместе с зарождением ребенка еще в утробе матери и охраняет младенцев в детском возрасте в течение всей его жизни [Потапов. С. 276–278].
Славянская богиня-покровительница должна была иметь те же функции покровительницы роженицы и ребенка (это общее свойство женских персонажей этого статуса в мифологических системах разных народов). С родами и, чаще всего с трудными, связана и древнерусская Дъна. Русские, украинские, белорусские и литовские повитухи при родах обязательно обращались в заговорах к доннику, золотому доннику, золотнику. [Романов БС IV–V. С. 55–58]. Функциональная направленность подобных заговоров – помогать при послеродовых осложнениях или предупреждать их.
Возможно, раньше к Дъне (как и к Умай) могли обращаться при родах вообще или при трудных родах. Однако поздний материал, сохранив в рудиментарном виде воспоминание об этом, до нашего времени донес только злокозненные черты Дъны, грозящей роженице и новорожденному.
Таким образом, можно предположить, что на амулетах-змеевиках изображена Дъна, грозящая материнской утробе (возможно, исцеляющая ее), похищающая младенцев из утробы, сближаемая с одной из сестер-лихорадок с той же функцией.
Контекст представлений о богине-покровительнице у ряда народов мира показывает, что именно она (в первую очередь) из божественной пары покровителей связана с миром мертвых, иногда сама воспринимается как «смерть» (см., например, персонажи, в имя которых входит слог «мар») [МНМ]. То есть это такая же (архитипическая) ее черта, как и связь с родами. К тому же, одно другому не противоречит, т. к. и рождение, и смерть непосредственно связаны с «иным» миром: в первом случае – человек из него приходит, во втором – в него уходит. В том и в другом событии мифическая покровительница непосредственно участвует – это «сфера ее влияния», одна из ее функций.
Дъна также может трактоваться как «смерть». «В русской рукописи XV века читаем: «Дъна <…> акы молниину подобству подобищися скорость имеет и во все входит и горе и долу, и в жилы, и в члены, и в кости» В Ипатьевской летописи встречается выражение «дъна есть подступила», где «дъна» обозначает «смерть», «конец» [Николаева, Чернецов. С. 38].
И здесь, наверное, также дело не только в том, что этот демон представляет болезнь, исход которой может быть смертельным. О явном наличии змеиных черт у Дъны говорит ее внешний облик: змеи вместо волос. Напрашивается мысль о греческом влиянии, ведь амулеты связаны с византийской традицией (Медуза Горгона) [Николаева, Чернецов]. Однако такая черта, как змеи в волосах, присуща персонажам из разряда «мифических жен» (см. предыдущий раздел). Более того, в мифологиях некоторых народов богини-прародительницы-покровительницы изображались со змеями вместо волос (змеями, вырастающими из плеч, со змеиным телом) (см. предыдущий раздел).
.....................................
В статье об индоевропейской мифологии В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечают: «…элемент *d/h/on, «вода», «источник», «течь» может быть связан с др[евне]-инд[ийском] Danu (Дану, букв. «поток»), женское водное божество, мать противника громовержца Вритры или семи змей [!], убиваемых громовержцем; с авест[ийским] danu, «поток» (ср. названия южных рек Восточной Европы типа Дон, Днепр, Днестр, Дунай), осет[инским] Donbettyr, Донбеттыр, владыка водного царства, а также с мифологизированными образами рек в славянской и балтийской традициях… Этот же корень (в несколько отличном звуковом варианте *dhon) выступает в мифологизированном виде в лат[инском] fons «источник» (в т. ч. обожествляемый), fontinatia как обозначение праздника, совершаемого перед Porta fontinatis («ворота источника»)» [МНМ 1. С. 531].
Все вышесказанное дает основание поставить представления о Дъне в один (эволюционный!) ряд с представлениями о первозданной бездне, водной стихии, персонифицированной в женское мифическое существо. Иными словами, поздний образ злокозненного демона Дъны, возможно, сохранил в себе в рудиментарном виде отголоски этих архаических представлений. Это, в свою очередь, дает основание полагать, что Дъна удержала черты, присущие некогда мифической прародительнице-покровительнице, имеющей змеиную сущность.
Еще одним доказательством связи Дъны с образом мифической змеихи служит существование травы донник, золотой донник, которая не только излечивает донную болезнь, но и служит отвращающим средством от змея-любовника. В одной из болгарских мифологических песен змей признается девушке Радке, которую пытается увезти с собой:
…Радка, красная дева,
Снопы я зажгу, Радка.
Змеевидная композиция сопровождается надписью, содержащей греческую заклинательную формулу (заговор). Этот заговор включает и название демона – «истера». Точный перевод этого греческого слова – «матка». Существуют амулеты, на которых изображение сопровождается древнерусской надписью «Дъна». Слово это в старинных учебниках также обозначало матку [Там же].
Еще Г. Н. Потанин связал Дъну с донной болезнью – болезнью женского чрева и с травой «донник», исцеляющей детский родимчик, а также с донником, золотым донником, золотником заговоров [Потанин СК]. Ясно, что это явления одного порядка. Золотой донник, золотник – мужская ипостась, видимо, эволюционно поздняя модификация донной болезни Дъны: Дъна > исцеляется травой желтым донником > желтый донник = золотой донник > болезнь «золотой донник» > золотник.
Таким образом, Дъна амулетов-змеевиков могла восприниматься как злокозненный демон, вызывающий болезнь женской утробы. Но «дъна» = «истера», а «истера» переводится (см. выше) как «матка», т. е. это обозначение и самой женской утробы.
В монгольском языке «утроба» обозначается термином «Умай» [Дыренкова. С. 135].
Так же обозначается матка в бурятском языке.
У бурят «умай» – материнское чрево – является подателем жизненной силы (души) будущего ребенка [Скрынникова. С. 36]. У тюрков к этому добавляется и значение «умай» как самой этой жизненной силы, души [Потапов. С. 271].
Но самое главное добавление, которое мы получаем из тюркской традиции, – это мифологический образ богини Умай – светлой, небесной богини-покровительницы [Дыренкова; Потапов] [см «Введение» и раздел 2.1 этой главы].
Утверждать, что злокозненная древнерусская Дъна восходит к образу богини-покровительницы только на том основании, что «дъна», как и «умай», обозначает матку, мы, конечно, не можем. Но есть и другие на то основания.
Умай – покровительница новорожденных, помощница при родах. К ней обращаются при трудных родах: по представлениям кумандийцев, Умай появляется вместе с зарождением ребенка еще в утробе матери и охраняет младенцев в детском возрасте в течение всей его жизни [Потапов. С. 276–278].
Славянская богиня-покровительница должна была иметь те же функции покровительницы роженицы и ребенка (это общее свойство женских персонажей этого статуса в мифологических системах разных народов). С родами и, чаще всего с трудными, связана и древнерусская Дъна. Русские, украинские, белорусские и литовские повитухи при родах обязательно обращались в заговорах к доннику, золотому доннику, золотнику. [Романов БС IV–V. С. 55–58]. Функциональная направленность подобных заговоров – помогать при послеродовых осложнениях или предупреждать их.
Возможно, раньше к Дъне (как и к Умай) могли обращаться при родах вообще или при трудных родах. Однако поздний материал, сохранив в рудиментарном виде воспоминание об этом, до нашего времени донес только злокозненные черты Дъны, грозящей роженице и новорожденному.
Таким образом, можно предположить, что на амулетах-змеевиках изображена Дъна, грозящая материнской утробе (возможно, исцеляющая ее), похищающая младенцев из утробы, сближаемая с одной из сестер-лихорадок с той же функцией.
Контекст представлений о богине-покровительнице у ряда народов мира показывает, что именно она (в первую очередь) из божественной пары покровителей связана с миром мертвых, иногда сама воспринимается как «смерть» (см., например, персонажи, в имя которых входит слог «мар») [МНМ]. То есть это такая же (архитипическая) ее черта, как и связь с родами. К тому же, одно другому не противоречит, т. к. и рождение, и смерть непосредственно связаны с «иным» миром: в первом случае – человек из него приходит, во втором – в него уходит. В том и в другом событии мифическая покровительница непосредственно участвует – это «сфера ее влияния», одна из ее функций.
Дъна также может трактоваться как «смерть». «В русской рукописи XV века читаем: «Дъна <…> акы молниину подобству подобищися скорость имеет и во все входит и горе и долу, и в жилы, и в члены, и в кости» В Ипатьевской летописи встречается выражение «дъна есть подступила», где «дъна» обозначает «смерть», «конец» [Николаева, Чернецов. С. 38].
И здесь, наверное, также дело не только в том, что этот демон представляет болезнь, исход которой может быть смертельным. О явном наличии змеиных черт у Дъны говорит ее внешний облик: змеи вместо волос. Напрашивается мысль о греческом влиянии, ведь амулеты связаны с византийской традицией (Медуза Горгона) [Николаева, Чернецов]. Однако такая черта, как змеи в волосах, присуща персонажам из разряда «мифических жен» (см. предыдущий раздел). Более того, в мифологиях некоторых народов богини-прародительницы-покровительницы изображались со змеями вместо волос (змеями, вырастающими из плеч, со змеиным телом) (см. предыдущий раздел).
.....................................
В статье об индоевропейской мифологии В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечают: «…элемент *d/h/on, «вода», «источник», «течь» может быть связан с др[евне]-инд[ийском] Danu (Дану, букв. «поток»), женское водное божество, мать противника громовержца Вритры или семи змей [!], убиваемых громовержцем; с авест[ийским] danu, «поток» (ср. названия южных рек Восточной Европы типа Дон, Днепр, Днестр, Дунай), осет[инским] Donbettyr, Донбеттыр, владыка водного царства, а также с мифологизированными образами рек в славянской и балтийской традициях… Этот же корень (в несколько отличном звуковом варианте *dhon) выступает в мифологизированном виде в лат[инском] fons «источник» (в т. ч. обожествляемый), fontinatia как обозначение праздника, совершаемого перед Porta fontinatis («ворота источника»)» [МНМ 1. С. 531].
Все вышесказанное дает основание поставить представления о Дъне в один (эволюционный!) ряд с представлениями о первозданной бездне, водной стихии, персонифицированной в женское мифическое существо. Иными словами, поздний образ злокозненного демона Дъны, возможно, сохранил в себе в рудиментарном виде отголоски этих архаических представлений. Это, в свою очередь, дает основание полагать, что Дъна удержала черты, присущие некогда мифической прародительнице-покровительнице, имеющей змеиную сущность.
Еще одним доказательством связи Дъны с образом мифической змеихи служит существование травы донник, золотой донник, которая не только излечивает донную болезнь, но и служит отвращающим средством от змея-любовника. В одной из болгарских мифологических песен змей признается девушке Радке, которую пытается увезти с собой:
…Радка, красная дева,
Снопы я зажгу, Радка.
